Начинать знакомиться с биографией Екатерины Алексеевны Фурцевой лучше всего, открыв книгу в середине, со вклейки фотографий. На всех снимках, с кем бы Фурцева ни оказалась рядом — с партийными или культурными боссами, — обычно именно она самая симпатичная и искренняя. Мягкий овал лица, энергичный взгляд, задорная улыбка. В царстве лжи она выглядела обаятельнее многих.
Фотографиями приходится добирать информацию, потому что объемного психологического портрета Екатерины Алексеевны в жизнеописании Леонида Млечина мы не найдем. Да и как написать такой портрет?
Дневников Фурцева не вела, романов с автобиографическим подтекстом не сочиняла, воспоминания современников, судя по процитированному в книге, обрывочны и поверхностны. Из речей, произнесенных на партийных съездах и горкомовских заседаниях, понять можно еще меньше, чем из официальных снимков. Хотя даже первое ее серьезное публичное выступление, на ХIХ съезде партии перед лицом товарища Сталина, вызвало одобрительный смех в зале, потому что говорила Фурцева остро, не казенно. Хотя завершилась ее речь традиционно: «Да здравствует гениальный вождь и учитель Коммунистической партии и советского народа, родной и любимый товарищ Сталин!»
Именно поэтому, не разбираясь в тонкостях искусства, не обладая достаточным образованием и кругозором, она все же помогала пробраться иным спектаклям, фильмам пробиться сквозь цензурные запреты: сняла запрет со спектакля «Большевики» в «Современнике», облегчила путь на экран «Чистому небу» Чухрая, помогала молодому Муслиму Магомаеву. Но можаевского «Живого» на Таганке со скандалом запретила.
Книга у Леонида Млечина получилась не совсем про Фурцеву. Сведений о ней здесь немного, зато эпохи, сквозь которые она прошагала энергичной походкой, описаны выразительно и азартно.
Жутковатые сталинские ужины за полночь, панический побег из Москвы в октябре 1941 г., когда город пропах гарью от сжигаемых архивов, а заводы и дороги были заминированы, размер зарплат партийной элиты, писательские нравы, Александр Фадеев, о котором Юрий Либединский заметил: «Бедный Саша! Он всю жизнь простоял на часах, а выяснилось, что стоял на часах перед сортиром». В этих не слишком широко известных фактах, исторических анекдотах, деталях и заключается главная ценность книги о женщине, личная судьба которой растворилась в исполняемой ею функции и прожитых временах.
